supercalifragia_again | (no subject)

Утро субботнего дня. Уже убийственный зной. Вокруг - электричка. Та самая, культовая - "Москва-Петушки".

Дети ноют, в пет-контейнере истошно вопит кошка, старухи обмахиваются платочками, пожилые дядьки сопят, пытаясь пристроить загадочные девайсы, закутанные пленкой, у девиц плывет интенсивный макияж. Все как положено. Вообще я, как ни странно, питаю нечто вроде нежности к описанной атмосфере, но все - таки когда хоть немножко попрохладнее. Но мне везет - во-первых, сижу, во-вторых сижу не на солнечной стороне, в третьих , у самой двери. Сижу, значит. Едем.

Внезапно в дверь вваливается здоровенный детина неопределимого возраста. На детине - неописуемого вида верхняя одежда (тянет сказать "кафтан"), шарф, и вообще он выглядит как реплика с бродвейского мистера Дулиттла. Осмысленная такая реплика, причем. В руках у помянутого мистера Дулиттла - аккордеон. Я возвожу глаза горЕ. В попутчике я могу вынести многое, порой даже запах. Но вот аккордеона, вернее, его последствий, - увы, не могу никак. Видимо, на моей физиономии это написано настолько красноречиво, что вновь пришедший неожиданно обращается ко мне со следующим текстом:

- Сестра, - говорит он, - не пожалей денег пропадающему таланту. Ты, я вижу, музыку любишь.

По моему виду, судя по всему, он делает вывод, что денег не будет. И тогда за этим следует просто козырный ход.

- Ты- говорит он мне, - думаешь, я просто забулдыга? А вот и нет. Я культурный феномен. Про меня Вениамин Ерофеев писал.

- Венедикт, - поправляю я его

Культурный феномен расплывается в широченной улыбке.

- Сестренка, - вопит он. - Ты знаешь! Так дай же я тебе песню спою.

- Оборони Бог, - пугаюсь я. - Вот тебе деньги, и иди себе, культурный феномен все-таки.

Феномен берет предложенную ему десятку, и раскланивается под очень разнообразную реакцию нашего вагона, который даже забыл о жаре на время нашей интермедии.

В противоположном углу, просто погибая от смеха, над нашим диалогом ржет стайка совсем молоденьких девиц. И тут наш феномен делает еще один козырный ход, уже удаляясь вдаль по вагону. Воздев кверху палец, он зычно говорит им - "Бог, умирая на кресте, заповедовал нам жалость, а зубоскальства он нам не заповедовал".

Занавес, дамы и господа.